Ольга Пак: В деле моего мужа игнорируются прямые доказательства невиновности

— Ольга, давайте вернемся к событиям 2015 года. Где в тот день находился ваш супруг и что делал в то время, когда полиция получила сообщение?

— В тот день муж, как обычно, был на работе в школе. Тогда, кроме уроков по физике, на нем были еще обязанности завуча по воспитательной работе. С утра Юрий провел занятия, а где-то в 11:45 встретился с двумя другими завучами в учительской. При этом мобильный он оставил в сумке в своем классе. Потом они пошли двигать парты в другом классе, где планировался открытый урок, и где-то до обеда не расставались. А звонок был совершен в 11:52. На суде оба завуча подтвердили алиби моего мужа.

Уже ближе к вечеру сотрудники правоохранительных органов позвонили моему мужу и попросили о встрече. Дело было перед выборами, Юрию как завучу по воспитательной части приходилось постоянно контактировать с экстренными службами, поэтому он не удивился. Оперуполномоченные  рассказали ему о том, что был звонок с угрозой взрыва. Муж сразу заявил, что этого не делал. Но они ему открыли журнал звонков в телефоне, и там был звонок на 112 в 11:52.

— То есть он не знал о том, что с его телефона был совершен звонок?

— Муж объяснил, что ему постоянно приходили SMS с номера 112 и он просто не обратил внимание на еще одну запись в журнале. Я, например, тоже не смотрю журнал набранных звонков. Потом сотрудники правоохранительных органов в личной беседе ему так и сказали: «Мы сразу поняли, что это не вы». Уголовное дело возбудили, но мой муж проходил в качестве свидетеля. Поэтому мы тогда не стали нанимать адвокатов. Он ходил в полицию, сдавал эти образцы голоса. Первая экспертиза дала заключение, что невозможно точно определить, совпадают ли голоса, то есть ответ был ни «да», ни «нет». Потом Юрия еще раз пригласили сделать забор голоса. Они пытались провести повторную экспертизу в Астане. У нас есть факс из столичного института судебной экспертизы, где говорится, что анализ будет проведен, если правоохранительные органы предоставят протоколы отбора голоса, забранные в тех же самых условиях, в которых, предположительно, был совершен звонок. Следователь отказалась и отправила образцы в Алматы. Там уже вынесли решение, что голоса совпадают.

— Почему вы считаете, что проба голоса, взятая у вашего мужа, не может быть рассмотрена как доказательство?

— Специалисты объяснили, что для чистоты эксперимента нужно брать пробу голоса с того же самого телефонного аппарата, с которого, предположительно, был сделан звонок. Запись должна делаться на ту же самую аппаратуру. То есть надо было позвонить на 112, чтобы потом они переключили на 102. Такого ничего сделано не было. Мой муж ни разу не подписал протокол о том, что он добровольно сдал пробу голоса и ознакомился с содержанием записи. Всего взяли, по-моему, три пробы голоса. И все они были сняты с огромными процессуальными нарушениями.

— Какие еще нестыковки, на ваш взгляд, есть в деле?

— У моего мужа в журнале звонков зафиксирован звонок в службу 112 длительностью шесть секунд. А длительность записи злоумышленника, который грозил взорвать карагандинский ЦУМ, – 2 минуты 41 секунда. Взять хотя бы вот эти шесть секунд в телефоне Юрия. Ведь сколько мы с вами будем разговаривать, столько времени в журнале звонков и отобразится, правильно? Нам Tele2 – оператор мужа — прислал официальное письмо в ответ на адвокатский запрос, что действительно звонок продолжался всего шесть секунд. «Казахтелеком», кстати, который обслуживает этот короткий номер 112, тоже это подтверждает.

Но все это игнорируется. Следователи странно рассуждают, что было переключение на АТС. Но мы же понимаем, что если я куда-то позвоню в организацию, а там меня перенаправят на другой номер, в любом случае, пока я не нажму «отбой», время звонка будет идти и фиксироваться.

— Ваш муж говорит, что не звонил ни в 112, ни в 102. Но откуда вообще взялся звонок с его телефона — какие-то версии у вас есть?

— Мы консультировались со специалистами. На суде приглашенный айтишник высказал предположение, что могло произойти проникновение в телефон, удаленный доступ. По его словам, система Android может быть уязвима, особенно если вы подключены к Интернету. Через установленные приложения в мобильник могут проникать вирусы, которые могут давать посторонним делать что угодно с телефоном. В том числе и совершать звонок. В пользу этой версии говорит и то, что когда нам предоставили специальную детализацию звонков, выяснилось, что звонок был совершен в 11 часов 52 минуты 00 секунд. Специалист сказал, что очень редко секунды бывают такими ровными. То есть могла сработать какая-то автоматика. Может быть, примерно в это время был звонок от злоумышленника, а сотрудники правоохранительных органов не смогли отследить его и связали с моим мужем.

— В самой записи с угрозами было что-то необычное?

— Наш адвокат обращал внимание судьи на то, что человек, который позвонил на 112, говорит: «Это город Караганда? ЦУМ в Караганде же находится?». Он несколько раз это повторял. А ведь если звонивший — карагандинец, он же не будет так спрашивать. И обороты его речи совершенно не похожи на то, как разговаривает мой муж. Например, он говорит: «Почему я 10 лет отсидел ни за чо?». Не «что», а именно «чо». А Юрий — учитель в школе, у него грамотная речь! Кроме того, голос на записи принадлежит явно пьяному, а мой муж был трезвый.

— А шестисекундная запись есть в деле?

— Этой записи нигде нет. Объяснение, знаете, какое? Я была в шоке, когда читала в материалах дела ответ на запрос в ДЧС, в 112. Они говорят: «У нас на то время запись не велась». Кроме того, в деле нет подтверждения, что тот длинный звонок был сделан с номера моего мужа. На запрос оператор, который разговаривал со злоумышленником, отвечает, что номер телефона ей передали из ДЧС, 112.

— Как реагировал судья на эти доводы?

— Она просто слушала — и все. Разбирательства шли с апреля и уже подходили к концу. Мы доказали, что в деле были нарушения, что у мужа есть алиби, рассчитывали на оправдательный приговор. Но 20 июня судья внезапно все останавливает и говорит, мол, я хочу назначить еще одну экспертизу. 8 июля прошло внеочередное заседание, на котором судья огласила ответ карагандинского института судебной экспертизы — они отказались проводить экспертизу и рекомендовали направить материалы в ИСЭ Астаны. Гособвинение поддержало это решение. После этого судья удалилась в совещательную комнату и спустя три часа вынесла решение — направить материалы на экспертизу в Алматы… Тем, кто первые решили, игнорируя процессуальную сомнительность материалов, что голос злоумышленника принадлежит Юре.

— В Сети есть петиция в защиту вашего мужа…

— Петицию запустили не мы. Когда все это началось, первый выпуск моего мужа начал активно распространять информацию в Интернете. И вот один совершенно незнакомый человек запустил эту петицию. Знаете, что больше всего возмущает? Мы ведь не просим ничего такого, просто чтобы дело рассматривалось строго по закону. Но закон не соблюдается… Оказывается, у нас не работает презумпция невиновности. По закону любой факт, который нельзя истолковать против обвиняемого, автоматически должен трактоваться в его пользу. А у нас игнорируются прямые доказательства невиновности человека. Мне непонятно, почему это происходит, и меня это тревожит.